(Продолжение. Начало в №147 журнала «Мост» за июнь-июль 2021 г.)
Александр Пушкин осенью 1830 года оказался в Болдино в вынужденной изоляции, которая нам сегодняшним также хорошо знакома по охватившему планету коронавирусу. «Живу в деревне как на острове, окруженный карантинами», – писал первый поэт России. Чем он занимался? Общался со своими крестьянами, оказавшимися в числе его немногочисленных собеседников, познавал их народное наречие; ходил в сельскую Успенскую церковь, построенную вместе с колокольней и трапезной дедом поэта Осипом Абрамовичем Ганнибалом[1]. В этой же церкви его талантливый пишущий внук одним осенним карантинным днем выступил с забавной речью перед мужиками: «А холера, братцы, настигла вас только от того, что оброку вы не платите и пьянствуете».
Чтобы узнать свежие новости, правнук арапа Петра Великого иногда выбирался в соседнее имение к княгине Голицыной, чем вызывал легкую ревность невесты. Много читал и, имея долгожданное душевное спокойствие, вдохновение и время, много и блестяще писал: стихи, прозу, делал наброски, обдумывал дальнейшие произведения. Он любил писать лежа, часто даже не вставая с постели. «Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей и лежу до 3 часов… Недавно расписался, и уже написал пропасть. В 3 часа сажусь верхом, в 5 ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До 9 часов – читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо», – описывал болдинский узник в письме свой быт Наташе.
В нижегородском поместье поэт освоил разные жанры, экспериментировал, сочетал литературные и фольклорные формы. В сентябре он сочинил шутливую «Сказку о попе и работнике его Балде», написанную народным, так называемым «раешным» стихом. Следующим летом в Царском Селе Александр Сергеевич прочитал сказку молодому Николаю Васильевичу Гоголю, который высказался о ней в письме близкому другу и однокашнику по Нежинской гимназии Черниговской губернии Александру Семеновичу Данилевскому: «Сказка даже без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая».
Пушкин ввел в литературу «маленьких людей», рассказывая о жизни дворян в захолустье. Так появились на бумаге «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», которые были первым опытом Белкина, а остальными рукописями неоконченного романа его ключница заклеила окна своего флигеля. Это были произведения разных литературных направлений: реалистический «Выстрел», водевильная «Барышня-крестьянка», сентиментальные «Метель» и «Станционный смотритель»… В последней маленькой повести герой пускается в рассуждения: «В самом деле, что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось и употреблялось бы другое, например: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! И слуги с кого бы начинали кушанье подавать?».
Некоторые ранее задуманные Пушкиным произведения были завершены в тиши Болдино. Перечень сюжетов «Маленьких трагедий» был подготовлен поэтом на обратной стороне листа дневниковых записей 1826 года, где он документировал казнь декабристов, смерть блистающей южной красой самолюбивой и томной Амалии Ризнич, бывшей в Одессе предметом его пылкой и недолгой страсти. Эти маленькие камерные пьесы в стихах написаны шекспировским пятистопным ямбом. Действие в «Скупом рыцаре», «Моцарте и Сальери», «Каменном госте», «Пире во время чумы» происходит в средневековой Западной Европе. В их сюжетах прослеживаются извечные вопросы морали: скупость, зависть, любовь, ревность, страх. Тема четвертой пьесы – смертельная чума, захлестнувшая город и напомнившая Пушкину своими ужасами свирепствующую в Москве холеру, которую поэт в письмах называл чумой. «В моем воображении холера относилась к чуме, как элегия к дифирамбу», – писал он в заметке «О холере». Исходным материалом для этой драматической поэмы послужила пьеса английского поэта Джона Вильсона «Город чумы», в которой была описана чума в Лондоне 1665–1666 годов. Из этого большого произведения Александр Сергеевич перевел отрывок, добавил несколько своих стихов, и получилось новое произведение, превосходящее по мнению критиков в художественном отношении оригинал. Действие происходит в городе, где царит эпидемия чумы. За накрытым столом на улице мужчины и женщины пируют, стараясь забыться и отвлечься от мысли о смерти. Кресло одного товарища уже стоит пустое, он больше никогда своими шутками и острыми высказываниями не оживит застольную беседу. Но есть еще кому петь песни и произносить заздравные речи несмотря на то, что дома печальны, церкви опустели, школы заперты, нивы перезрели. И вот слышится стук телеги, наполненной телами умерших людей, отчего присутствующей Луизе становится плохо. Председатель пира Вальсингам только недавно потерял мать и любимую жену, и еще болят его душевные раны. Но не в его характере отворачиваться от смертельной опасности. И так как близость смерти дает возможность отважному человеку измерить глубину своего духа, проявить свою несокрушимую человеческую силу и помочь выстоять другим, он создает гимн в честь чумы:
Все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
Окруженные ужасом происходящего пирующие живы, и стоит вновь поднять бокалы, несмотря на призыв пришедшего священника прервать чудовищный пир, ибо, отвечает Вальсингам: «Я здесь удержан Отчаяньем, воспоминаньем страшным, Сознаньем беззаконья моего, И ужасом той мертвой пустоты, Которую в моем дому встречаю…». И пир продолжается. Ведь у собравшихся за общим столом людей, не сокрушенных сегодня ужасной болезнью, есть шанс и впредь остаться непобежденными ею.
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от чумы!
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы…
Поэма была напечатана в альманахе «Альциона» в 1832 году. Ее достоинства отметил «Московский телеграф»: «Прелесть и звучность стихов спорят с глубиной мыслей».
За три болдинских месяца знаменитейший поэт России переживал переменчивые и сложные настроения. Он был влюблен, и эта любовь крайне отличалась от его прежних многочисленных увлечений. Необычно чистое чувство к невесте чувствуется в написанной им в те дни «Мадонне»:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Он писал Наталье Николаевне: «Вот я и совсем готов почти сесть в экипаж, хотя мои дела не кончены и я совсем пал духом. Не смейтесь надо мною, так как я бешусь. Наша свадьба, по-видимому, все убегает от меня, и эта чума с ее карантинами, разве это не самая дрянная штука, какую судьба могла придумать». Пушкин побывал у княгини Голицыной, чтобы узнать о возможности поездки в Москву и количестве карантинов на пути следования, отправил в губернский Нижний Новгород прошение на свободный проезд и получил ответ, что въезд в Москву и выезд из города запрещены. А тут еще на него свалилось новое известие: он назначен окружным инспектором для надзора над карантинами Болдинского округа. Пережив все эти потрясения, Пушкин вновь отправил отчаянное письмо невесте: «…Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Именем неба молю, дорогая Наталья Николаевна, пишите мне несмотря на то, что вам не хочется писать. Скажите мне, где вы? Оставили ли вы Москву? Нет ли окольного пути, который мог бы меня привести к вашим ногам? Я совсем потерял мужество, и не знаю в самом деле, что делать. Ясное дело, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбы не бывать».
В эти же дни Александр Сергеевич сочинил легкую и своенравную поэму «Домик в Коломне» писаную октавами. Общий тон повествования шутливый и слегка фривольный, тем сильнее звучат отдельные замечания и неожиданные отступления:
Тогда блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змею.
Для «Литературной газеты» Пушкин подготовил серию публицистических статей о состоянии критики. И вспоминал вольную жизнь, которую ему пришлось бы оставить: «Я женюсь, то есть я жертвую независимостию, моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством… Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?».[2] Зарабатывать деньги можно было и своими сочинениями, ведь издатели хорошо платяли за произведения. А еще было необходимо поддерживать звание первого поэта России. И поэт рассуждал в Болдино: «Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца – есть его звание, коим он заклеймен… Требуют ли обстоятельства присутствия его в деревне, при возвращении его первый встречный спрашивает его: не привезли ли вы нам чего-нибудь нового? Явится ль он в армию, чтоб взглянуть на друзей и родственников, публика требует непременно от него поэмы на последнюю победу, и газетчики сердятся, почему долго заставляет он себя ждать. Задумается ли он о расстроенных своих делах, о предположении семейственном, о болезни милого ему человека – тотчас уже пошлая улыбка сопровождает пошлое восклицание: верно изволите сочинять. Влюбится ли он – красавица его нарочно покупает себе альбом и ждет уже элегии. Приедет ли он к соседу поговорить о деле или просто для развлечения от трудов, сосед кличет своего сынка и заставляет мальчишку читать стихи такого-то, и мальчишка самым жалостным голосом угощает стихотворца его же изуродованными стихами. А это еще называется торжеством».[3]
В нижегородском поместье Александр Сергеевич также сочинял стихотворения, искал новые формы, порой намеренно руша ритм стиха. Там были написаны «Моя родословная», «Бесы», «Элегия» со строфами:
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья.
В декабре эпидемия холеры в Москве была почти погашена, и Пушкин вернулся в первопрестольную. К счастью, страшная болезнь не тронула семью невесты и его друзей. Поэт писал П.А. Плетнёву: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: две последние главы Онегина, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время чумы, и Д.<он> Жуан. Сверх того, написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все (весьма секретное): написал я прозою пять повестей, которые напечатаем также Anonyme».
Поэт продолжал готовиться к свадьбе. «Мой идеал теперь – хозяйка, мои желания – покой, да щей горшок, да сам большой».[4] Он заложил подаренную отцом деревню Кистенёво, оставив часть полученных денег «на обзаведение и житие годичное».
Дедушка невесты Афанасий Николаевич, глава семьи Гончаровых, был из семьи промышленников, владел фабриками и Полотняным Заводом – обширным родовым имением под Калугой. Праздно и шумно проводивший дни свои, постоянно окруженный гостями, любящий роскошь и блеск, он всю жизнь успешно проматывал миллионы своего достойного деда Афанасия Абрамовича Гончарова – владельца парусных, полотняных и бумажных фабрик. Афанасий Николаевич обожал жившую у него маленькую внучку Ташеньку (так близкие называли Наташу), выписывал ей собольи шубки, дарил дорогих кукол и необычные игрушки; за едой у Ташеньки от множества разнообразных вкусностей разбегались глазки и пропадал аппетит. А годы спустя в качестве приданого за любимой восемнадцатилетней внучкой дедушка передал Пушкину лишь бронзовый памятник Екатерине II[5], который по заказу его делового деда был изготовлен в Германии в память о посещении императрицей Полотняного Завода в 1775 году.
M4034S-4211
18 февраля 1831 года в Москве состоялось венчание молодых в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот. «Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился», – откровенничал вскоре после свадьбы великий русский поэт с П.А. Плетнёвым. Позже Александр Сергеевич написал о своей супруге эти строки:
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я…
Ирина Яковлева
Фото: Википедия
___________________
[1] О.А. Ганнибал был сыном великокняжеского негра из Африки – Абрама (Ибрагима) Петровича Ганнибала (1696–1781 гг.), который в семилетнем возрасте был привезен в Россию, стал воспитанником Петра I, им был крещен в православие, получил библейское имя Абрам и отчество в честь Петра Великого – Петрович. Побывав в сибирской ссылке, А.П. Ганнибал при Елизавете I с 1756 года он был главным военным инженером русской армии, а в 1759 году получил звание генерал-аншефа. Своему прадеду Пушкин посвятил роман «Арап Петра Великого».
[2] А.С. Пушкин. Автографический набросок «Участь моя решена, я женюсь…», перевод с французского. Написан в мае 1830 г. Собрание сочинений, том 5. Издательство «Художественная литература», Москва, 1975 г.
[3] А.С. Пушкин. Автографический набросок «Отрывок». Написан в конце октября 1830 г. Собрание сочинений, том 5. Издательство «Художественная литература», Москва, 1975 г.
[4] А.С. Пушкин. «Евгений Онегин», отрывки из путешествия Онегина. Собрание сочинений, том 4. Издательство «Художественная литература», Москва, 1975 г.
[5] Пушкин долго и безуспешно пытался продать казне «медную бабушку» (так шутливо поэт называл статую). Она была продана литейному заводу Берга, у которого ее купило екатеринославское дворянство. В 1846 году в центре Екатеринослава (ныне Днепр) был торжественно открыт памятник основательнице города.
