«Небывалая в мире катастрофа. Большевики выбросили нас из нашей страны, разорив и превратив в бесправных эмигрантов, без Отечества. Мы потеряли все, Родину, имущество. Ты получаешь французское образование и готовишься применить его во Франции. Но это не значит, что ты должен забыть Россию и не знать своего происхождения и быть, как говорится, без роду и племени…» Это цитата из письма отца сыну – Илье Ильичу Троскину, зачитанного в историко-документальном фильме Никиты Михалкова «Русский выбор. Версальские кадеты».
На чужбине, в Европе, белоэмигранты упорно не желали принимать чужое гражданство. У большинства был документ беженца, так называемый Нансеновский паспорт[1]. С благодарностью относясь к принявшим их французам, югославам, чехам, немцам, они оставались русскими. В странах прибытия они начинали новую жизнь: изучали язык, устраивались на работу, зачастую низкооплачиваемую, потому что все хорошие места, как правило, доставались своим, заводили семьи, рожали детей, давали им образование и обучали родному языку, мечтали вернуться на родину. Они много размышляли о том, как осуществить эту мечту. Патриотически настроенная молодежь объединялась в группы; она была убеждена, что перемены в России обязательно произойдут, поэтому юноши и девушки изучали русскую культуру, историю, географию. В 1931 году в Белграде русская эмигрантская молодежь на специально созванном съезде объединила многочисленные организации в Национальный союз нового поколения (НСНП), который со временем преобразовался в НТС – Народно-трудовой союз российских солидаристов. Эти люди отстаивали свои принципы и представления о чести, добре и зле, пропагандировали свои идеи, главной из которых была борьба против советской власти. Наиболее отважные нелегально отправлялись в Советский Союз, чтобы изучить ситуацию в стране и определиться с последующими методами борьбы. Зачастую при переходе границы добровольцы погибали или были арестованы.
После Второй мировой войны Союз восстановил работу и объединил представителей уже нескольких поколений эмигрантов. В 1945 году в Германии, недалеко от Касселя, в лагере для беженцев, был создан центр НТС и при нем издательство «Посев». Во время послевоенной разрухи трудно было достать необходимое печатное оборудование, не хватало краски и бумаги. Их получали от немцев в обмен на посылки из заграницы (кофе, шоколад, сигареты) и на введенные в стране пайки. Первые два номера одноименного журнала «Посев» были распечатаны на обратной стороне бланков некой немецкой фирмы. Несколько месяцев спустя удалось достать печатную машину с русскими шрифтами, и журнал стал издаваться типографским способом. В 1946 году начал выходить еще один журнал – о литературе, искусстве и общественной мысли – «Грани».
С 1952 года «Посев» обосновался во Франкфурте-на-Майне. Он публиковал статьи об истории, философии, христианстве, идеологические и политические материалы собственных авторов – Р.Н. Редлиха, С.А. Левицкого, М.В. Славинского, В.В. Зеньковского; сборники стихотворений русских поэтов-классиков, иллюстрированные календари с репродукциями православных икон, календари, посвященные памятным историческим датам. Особое место в деятельности издательства занимал выпуск запрещенной в Советском Союзе литературы внутрироссийских авторов, в том числе произведения «самиздата». Сочинения Солженицына, Гроссмана, Войновича, Шаламова; поэзия Ахматовой, Ахмадулиной, Галича, Бродского, Окуджавы и других печатались на страницах журнала и издавались в виде книг. Эти произведения читала русская эмиграция ближнего и дальнего зарубежья, ведь НТС имел свои представительства по всему миру, даже в Латинской Америке и Австралии. Часть книг отправлялась в СССР, причем способы отправки были самыми разными: через иностранных граждан, сотрудничавших с Советским Союзом, или на воздушных шарах. Литературу раздавали советским туристам и морякам, приезжавшим в Европу. Бывало, «антисоветчину» маскировали под газету «Правда». На первый взгляд такой «газетный лист» ничем не отличался от печатного органа ЦК КПСС. «Посев» проводил ежегодные конференции, на которых обсуждалось положение дел в России, – суд над писателями Синявским и Даниэлем, выставка художников-модернистов в Москве, письмо Солженицына съезду писателей… Материалы конференций публиковались на страницах журнала. Оттого в СССР за связь с «Посевом» можно было попасть в тюрьму. В советские перестроечные годы издательство, наконец, вернулось на Родину. Произошло это важное событие в 1992 году – возвращение домой затянулось более чем на 70 лет. В Москве сейчас работает издательство «Посев», выпускается одноименный журнал, издаются книги. А по старому адресу во Франкфурте-на-Майне продолжает свою деятельность русский клуб «Посев».
…Эта история произошла десять лет назад. Субботним летним днем я с мужем стояла перед зданием «Посева» во Франкфурте-на-Майне. Звоним, после продолжительного молчания нам открывает дверь импозантный пожилой господин.
– Что вам надо? – спросил мужчина с ноткой недоверия.
– Мы узнали о «Посеве». И вот мы здесь.
– Проходите.
И вот мы начали беседу с интеллигентной русской парой. Михаил Викторович Славинский рассказывал о концерте, который будет проходить в городе на следующей неделе. Его жена Татьяна Александровна большей частью молчала.
– Откуда вы приехали? – немного настороженно поинтересовался Славинский.
– Из Украины, Днепропетровска, муж родом из Ростова на Дону. А Вы, наверное, не из России?
– Почему Вы так решили? Мой русский недостаточно хорош? – взволнованно спросил Михаил Викторович.
– Нет, с русским все в порядке. Просто чувствуется, что Вы не оттуда.
Я смотрю на него. Почему я так сказала? Сама не могу ответить. В нем, несмотря на безупречный русский язык, проглядывает что-то не наше: западная вежливость, западный внешний вид и немного западной отчужденности. Уже позже, продолжительное время общаясь со Славинским, я стала находить в нем еле уловимое сходство со старым князем Болконским из «Войны и мира». Тот «говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и только две добродетели: деятельность и ум. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то работой в саду.
– Вы, наверное, здесь родились? – поинтересовалась я.
– Во Франции.
– А какой язык для Вас родной – русский или французский?
– Оба. Немецкий – это уже выученный язык.
– Иногда мы слушаем новости и радиопередачи на французском, – подключилась к беседе Татьяна Александровна.
Наш разговор потеплел.
– Хорошо, что вы нас застали, – растроганно произнес Михаил Викторович.
Татьяна Александровна смотрела на нас.
– Мне так приятно Вас слушать, Ирина, – призналась она. – Мой папа говорил как Вы, с южнорусским акцентом. Он был из-под Полтавы.
Родители Татьяны бежали из охваченной революцией России, осели в Париже, там она и родилась. Татьяна улыбалась, вспоминая свое детство. Она ходила во французскую школу, где ее сложное русское имя учителя с трудом выговаривали. Как-то русское эмигрантское общество организовало для детей летний отдых в загородном лагере. До сих пор помнит, как там было хорошо, даже фотографии сохранились. Мы просмотрели альбом из истории тех давних лет, который выпустило издательство «Посев».
Позже, уже работая в библиотеке «Посева», я лучше узнала этих интересных людей и историю их семьи. Славинский – один из немногих оставшихся в НТС представителей первой волны эмиграции. Он был сыном белогвардейского морского офицера, родился в Ницце и учился там в школе. В то время во Франции было очень много эмигрантов из России, открывались русские детские сады, русские школы, для мальчиков в Версале был открыт кадетский корпус. В 1923 году в центре Парижа была основана русская консерватория им. Сергея Рахманинова, среди преподавателей первых лет были Федор Шаляпин и Александр Глазунов. Подростком Михаил, как и его друзья, в числе «Юных витязей» изучал русскую историю и культуру, проводил летние каникулы в юношеских русских лагерях на природе. После окончания школы отправился в Париж, поступил в Сорбонну, успешно окончил университет по специальности «геология». Начал работать. В 1950-е годы русская эмигрантская молодежь организовала во Франции новое движение – «Молодая Россия». Михаил Славинский принимал активное участие в его деятельности. Он вспоминал особнячок в Париже, где работал как сотрудник зарубежного сектора НТС. Потом был переезд с семьей в Германию, работа в «Посеве», воспитание двух дочерей. Отпуск они проводили всей семьей. Купили прицепной домик к машине и выезжали с ним на море. По возвращении во Франкфурт Михаил Викторович вновь включался в работу: деятельность в НТС и подготовку статей для «Посева».
***
Иногда днем мы смотрели русское телевидение, зачастую выпуски новостей, и беседовали. В соседней комнате на стене висели черно-белые фотографии молодых мужчин. Кто они? Это были добровольцы, отправившиеся в большевистскую Россию с различными заданиями и погибшие там. От этой темы мы незаметно перешли к истории организации. Работа в ней порой была небезопасна не только в стране Советов, но и здесь, во Франкфурте-на-Майне. Как-то июльской ночью 1961 года советские агенты бросили бомбу во двор «Посева» – были повреждены окна здания. Его владелец отказался продлевать аренду, и пришлось искать новое помещение. Благодаря пожертвованиям читателей, выпуску облигаций, распространявшихся среди эмигрантов, и банковскому займу был куплен земельный участок на окраине города и построено здание издательства.
Я вспоминаю шикарную библиотеку «Посева». Мне рассказывали, что до моего прихода здесь был отдел по продаже антикварных книг, в основном дореволюционных российских изданий и книг, которые публиковались небольшими тиражами в эмиграции. Эти книги находили своих читателей по всему миру. Школьный учебник 1916 года «Курс географии Европы», составленный Григорьевым, Барковым, Крубером, и Чефрановым, интересен и в наши дни.
Библиотека пополнялась новыми книгами благодаря ежегодному участию «Посева» во Франкфуртской книжной ярмарке. В этот день мы собрались в «Посеве» по случаю празднования Пасхи. Каждый принес свое любимое блюдо, и, конечно, на столах обосновались оливье и селедка под шубой. Рядом со мной сидела активная и уверенная в себе пожилая дама, которая представилась Людмилой Глебовной Редлих и поделилась со мной историей своей жизни.
Мать Люды Скуратовой в юности училась в институте Благородных девиц, который был основан императрицей Марией Федоровной. Там девочкам давали прекрасное образование и воспитание. Оттуда она вынесла убеждение, что все люди равны и всех людей надо уважать. В Петербурге перед революцией она познакомилась с ее отцом. В 1918 году отец Людмилы ушел в Добровольческую армию, участвовал в боях, а когда все закончилось, они всей семьей доплыли на корабле по Черному морю до греческого острова Лемнос, откуда переехали в Югославию. Там и родилась Людмила. В первые годы жизни девочка говорила только по-русски, потом выучила хорватский язык, окончила русскую гимназию, которой руководила жена последнего Верховного главнокомандующего русской армией Наталья Владимировна Духонина. Волею судьбы Людмила оказалась в Германии и спустя годы вышла замуж за Романа Николаевича Редлиха.
Роман Николаевич, видный деятель «Посева», происходил из дворянской семьи русских немцев. Его прапрапрадед в конце XVIII века приехал в Россию и работал врачом, потомки его стали промышленниками. Отец Романа Николаевича владел заводом, который после революции отобрали, а его самого отправили в ссылку на Соловки. Новые власти безграмотно управляли предприятием, поэтому, когда пришло время НЭП, бывшего владельца выпустили на свободу и обязали наладить производство под страхом повторного заключения. С настоящим хозяином завод вновь заработал как швейцарские часы, но у старого Редлиха осталось беспокойство – что будет дальше, если опять сменится власть или изменит свой курс? Надо покидать страну, но как? Свободного выезда за рубеж уже не было. Но выход был найден. Большевистской России требовалось золото, и молодая страна принимала его от состоятельных людей в обмен на разрешение выехать за границу. К счастью, у Редлихов в Германии жил состоятельный родственник. Он и купил за баснословные деньги загранпаспорта для всей семьи, состоящей из семи человек. Каждый паспорт стоил 1200 золотых рублей. Так Роман оказался в Германии. Потомок немцев год учил немецкий язык, поступил в Берлинский университет. О своих молодых годах он впоследствии вспоминал: «Мы занимались философией, посещали библиотеки, музеи, увеселительные заведения, ухаживали за девочками и вступили в НТС. Это было давно. В 1939-40 годах, когда я частенько приезжал в Прагу»[2].
Было столько всего: и научная деятельность, и подрывная, против коммунистической России. Людмила Глебовна призналась, что она с трудом слушает российские новости. Почему? Не та дикция у ведущих программ, встречаются и языковые ошибки. В 1950-е годы она с мужем и маленьким Андреем уехали работать на Тайвань на радиостанцию «Свободная Россия». Они готовили передачи и вели программы, которые транслировались в Сибири и на Камчатке. Их дом стал центром русской эмиграции. Позже сюда приехала работать семья Раров. Дмитрий Рар, который бывает в «Посеве», – младший сын Глеба Александровича, переводчик по профессии. А о старшем Александре вы, возможно, слышали. Он родился на Тайване и сейчас является известным немецким политологом и журналистом, пишущим по-немецки и по-русски, автором книг на немецком языке о Михаиле Горбачеве и Владимире Путине. Позже семья Редлих вернулась во Франкфурт-на-Майне.
Как-то я поинтересовалась у их сына, Андрея Редлиха, с которым вместе работала: кем он себя чувствует, имея немецкое происхождение, немецкую фамилию и живя в Германии? И получила неожиданный для себя ответ: «У нас немецкие корни, но люди мы русские».
Сейчас русским клубом «Посев» руководит доктор философских наук Андрей Романович Редлих. Уже нет в живых его родителей, Славинских и многих других уважаемых людей. Но появились новые. Дух русской эмиграции сохранился, а с ним и любовь и интерес к России, ее истории, культуре, традициям. И дай Бог всем работающим там счастья, здоровья и благополучия!
[envira-gallery id=»21400″]
[1] Нансеновский паспорт – международный документ, который удостоверял личность держателя и впервые стал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства. Этот документ был разработан в 1922 году комиссаром Лиги Наций по делам беженцев Фритьофом Нансеном, известным норвежским полярным исследователем.
[2] Роман Редлих «Вспоминая С.А. Левицкого»
