Стоят монументы, стихами и в прозе,
Взывают к потомкам святые слова.
Но память живет не в граните и бронзе,
А в людях – без нас эта память мертва…
А. Молчанов
В Санкт-Петербурге на фасаде дома, что находится по адресу Невский 14, висит вывеска: «Граждане! При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна!».Эта надпись резко диссонирует с окружающей красотой парадного Петербурга. Именно величавая близость всех культурных и исторических объектов стала причиной массивной, безудержной бомбардировки этой части города в годы Великой Отечественной войны. Здесь, в стенах общеобразовательной школы N 210, находится музей «Юные участники обороны Ленинграда«. Этот музей – место особенное, почти что сакральное. В нем нет толп суетливых туристов и раздраженных экскурсоводов. Каждый экспонат свидетельствует о самом тяжелом времени, что пережил Петербург сo дня своего основания, – блокаде Ленинграда. И дело не только в количестве погибших в блокаду (а их более одного миллиона – больше, чем потеряли США за всю Вторую мировую войну). Циничное и жестокое уничтожение врагом мирного населения происходило не в далекой, почти гипотетической «варварской» истории древнего мира или средних веков, а в нашей новейшей истории. Некоторые свидетели этих бесчеловечных событий еще живы. Тогда они были еще совсем юными, детьми. Для совсем малышей рев воздушной тревоги и падающих бомб стал первым осознанным воспоминанием. Они еще не успели узнать звуков пения птиц, запаха настоящего хлеба, тягучего вкуса сладостей. Но хорошо знали гул вражеских самолетов и гарь пылающих домов. Ребята, что постарше, не носились по дворам, играя в казаков-разбойников. Они познали настоящих разбойников. Юноши сразу же после выпускных экзаменов уходили на фронт. Из них вернулись лишь немногие. Школьницы-старшеклассницы организовывали санитарные отряды. Кровь, стоны и тяжелый изматывающий труд вместо первой влюбленности и романтических прогулок по волшебному городу.
В июле-августе 1941 года эвакуация населения Ленинграда не носила приказного характера. Еще была вера в быструю победу, люди неохотно покидали свой родной город – масштаба надвигающего бедствия никто не предполагал. В декабре 1941 года эвакуация продолжилась по «Дороге жизни». Но для многих было уже слишком поздно. 20 августа немецкие войска перекрыли Волхов, тем самым сделав невозможным дальнейший вывоз мирного населения. 8 сентября началась блокада. В Ленинграде осталось 400 000 детей, что стало немыслимой трагедией. 1 сентября все школьники, оставшиеся в городе, пришли на занятия. До начала войны в городе насчитывалось 178 общеобразовательных школ. В блокаду их работало 39. Все остальные закрылись из-за высокой смертности учеников или были разбомблены. Продолжившие работу школы, рядом с которыми находились бомбоубежища, давали ученикам не только знания, но и кров. Дети часто оставались ночевать в школах, где топились печки-буржуйки и были титаны с горячей водой. Идти домой от слабости и недоедания было порой невмоготу, да и от домов у многих остались лишь руины. Первые месяцы блокады были самыми тяжелыми и страшными. В городе катастрофически не хватало продовольствия. Все, что можно съесть, съедается: бумажные обои (клей на пищевом желатине), кожаные сумки, ремни, сапоги. Смертность стала массовой: по 1500-2000 человек в день. Когда немцы захватили Волхов и волховскую ГЭС, прекратилась подача электричества и город погрузился в темноту. Не работали насосные станции и канализации. Вода бралась из Невы и каналов. Стужа, голод, мрак. И бесконечные, наводящие ужас бомбежки.
Появилось невероятное количество беспризорников. Имели место случаи мародерства, использования фальшивых карточек на хлеб, людоедства. Наведение порядка в осажденном Ленинграде стало одной из самых важных, первостепенных задач. Был введен строгий комендантский час. Старшеклассники собирали по городу брошенных детей. С января 1942 года двери домов на ключ не закрывались. Дружинницы делали квартирные обходы: помогали истощенным людям. У некоторых из них даже имелись хлебные карточки, но сил сходить за своей нормой так называемого хлеба – не было.
Тем не менее Ленинград жил. Люди входили в ритм города-фронта. Радиоточки, прерываясь лишь на воздушные тревоги, передавали сводки с Большой земли, транслировали музыку, концерты, стихи. В городе работали три музыкальные школы, проходили праздники, олимпиады, выпускные экзамены. Старшеклассники наравне со взрослыми рыли оборонительные сооружения, собирали теплые вещи для бойцов Красной армии, работали в госпиталях, фабриках и заводах, на крышах домов гасили зажигательные бомбы, заботились о маленьких, оставшихся одних, детях.
Перед войной границы Ленинграда проходили гораздо ближе, чем в настоящее время. Там, где сейчас новые микрорайоны, находились деревеньки. Оттуда был реквизирован весь скот и помещен в старые цирковые конюшни в центре города. Молоко поставлялось на детские молочные кухни, что спасло жизни многим младенцам. Жителям деревень разрешалось навещать свою скотину: не все коровы и козы давали доить себя чужим людям. Ни одно (!) животное не было съедено, весь скот после снятия блокады был возвращен своим хозяевам.
Зимой 1941–1942 гг., в самый разгар обстрела Ленинграда, военные летчики, чтобы немного порадовать детей на новогодние праздники, доставили в школы и сады яблоки и мандарины. Для блокадных ребятишек, воспринимавших желе из столярного клея уже как лакомство, эти солнечные фрукты стали настоящим новогодним чудом. Немыслимый подвиг летчиков, рисковавших своей жизнью для поддержки других маленьких жизней.
Весной 1942 года после долгой, холодной зимы рацион горожан пополнился растительным кормом. Сохранился щемящий рассказ воспитательницы детского сада. Ее группа зимовала в глубоких подвалах Казанского собора. Она вспоминала, как с наступлением весны детей вывели на прогулку в сквер, что находится перед собором. Стоило малышне очутиться на улице, как они сразу же, не сговариваясь, накинулись на кусты сирени – съели распустившиеся листики и почки, обглодали все, вплоть до коры. Интуитивно – ведь им об этом никто не рассказывал – маленькие, озябшие крохи смекнули, что этим кормом можно набить вздувшие животы.
Сотрудникам Лесотехнической академии было поручено разработать рецепты из всего, что росло и распускалось в городе. По радио шли рекомендательные программы: какую траву, кору и почки можно есть, а что для организма неудобоваримо. Каждый клочок земли в городе был распределен между детскими садами, школами и предприятиями. Ленинград превратился в один большой огород. Вокруг памятников, в парках, на газонах взращивались капуста, морковь, картофель. Семена доставлялись военными самолетами. В этот период в своих письмах и дневниках ленинградцы отмечают, что уже не чувствуется такой лютый голод, как прошлой зимой.
В феврале-марте 1942 года необходимо было убрать все нечистоты и расчистить завалы. Люди вышли на субботники. На городских кладбищах взрывали замерзшую землю, чтобы массово захоронить умерших. Примечательно: за время блокады в Ленинграде не было выявлено ни одного случая эпидемии. И, согласно исследованиям ученых, количество людей с психическими заболкваниями было ничтожно мало, в отличие от того же Берлина или Лондона. Феномен замкнутого пространства. Все понимали, что другого выхода просто нет – либо мы сплачиваемся и перестраиваемся под создавшие условия, либо мы погибаем.
В 1942 году издается приказ об уже обязательной эвакуации. За неявку на эвакуационный пункт вменялась уголовная ответственность. Во Всеволожском районе были организованы детские лагеря. Здесь дети, которых сумели вывезти, собирали в лесах грибы и ягоды, сажали овощи, заготавливали дрова. Впереди ожидалась еще одна блокадная зима, к которой надо было готовиться. В войну объявлялись три мобилизации: первая – военная с 18-ти лет; затем – трудовая с 16-ти лет, она касалась в основном школьников старших классов; третья – с весны 1942 года, так называемая сельскохозяйственная, – уже для детей с 12-ти лет.
Летом 1942 года по дну Ладоги был протянут электрический кабель. На оборонных заводах и социально значимых объектах подается электричество, налаживается канализация. С прорывом кольца блокады в январе 1943 года и прокладкой узкоколейки снабжение продовольствием города улучшилось. Активизировалась работа предприятий, стало поставляться сырье. В город был доставлен целый вагон кошек: количество крыс и мышей было несчетным. В борьбе с грызунами ничего не помогало, их даже давили танками. После первой блокадной зимы кошек – главных врагов крыс – в городе практически не осталось: их съели.
27 января 1944 года – день полного снятия блокады. Но битва за Ленинград еще продолжалась. Она завершилась лишь летом 1944 года, когда немецкие войска были отброшены за Выборг. В течение всего этого времени люди в городе рождались, жили, сражались. В истории блокады были как доблестные, так и мрачные страницы. Были как страшные просчеты, например, неправильно организованная эвакуация в начале войны, так и исключительно компетентные, правильные решения.
Прошли десятки лет. Но слезы ленинградских блокадников до сих пор не высыхают. Их рассказы – не сухие официальные сводки и пыльные архивные документы, а суровая живая память. Возможно, они и хотели бы забыть. Но забыть – значит предать, в первую очередь, тех, кто не выжил. За каждым блокадным ребенком, девушкой и юношей стоит своя история, своя судьба. Но они неразрывнo связаны с лишениями и героизмом осажденного города. Многие блокадники, их дети, внуки и правнуки приходят в музей и приносят дневники, фотографии, письма. Лейтмотив этих трогательных и искренних свидетельств пережитого – не голод и смерть. В них главное – жизнь, несломленный дух ленинградцев и решимость выстоять. Выстоять, несмотря ни на что.
Светлана Ткаченко
Особая благодарность в подготовке материала выражается руководителю музея «Юные участники обороны Ленинграда» Л. В. Кувырзиной
