Виктор Шендерович: «Журналистика – это передовой рубеж»

22 февраля в Лейпциге прошел литературный вечер российского писателя, драматурга и журналиста Виктора Шендеровича. Его ироническая проза, смешные и грустные истории, отрывки из книг, как и откровенные отклики на злободневные темы были тепло и сердечно приняты русскоязычной публикой. Зал восторженно аплодировал и долго не отпускал со сцены долгожданного гостя.

По завершении вечера нам удалось задать несколько вопросов выдающемуся мастеру пера и слова.

Виктор Анатольевич, рады приветствовать в нашем славном Лейпциге. Было приятно наблюдать, как зрители вместе с Вами переживали все, что Вы рассказывали, живо реагировали, аплодировали, смеялись. Ваше впечатление от нашей публики, от Лейпцига и Германии в целом?

– Я первый раз в Лейпциге. Публика замечательная, чудесная, интеллигентная, и реакция адекватная – у нас было полное единение с залом. После я обнаружил, что все это длилось три часа – дольше запланированного времени. Но ощущения усталости, затянутости не было, все прошло на одном дыхании. Я благодарен лейпцигской публике, она вполне доброжелательная, теплая, симпатичная. Всякий раз, приезжая в какой-либо город впервые, волнуешься: как все пройдет, как тебя примут. По-моему, мы успешно прошли проверку друг у друга.

Жанр, в котором Вы работаете, пишете, постоянно меняется. Что это: поиск более совершенной формы творчества или просто такой метод работы?

– Для меня важно уходить от эксплуатации уже найденного жанра. И то, с чего я начинал, я не хотел бы повторять до конца своих дней. Потому лет десять назад я начал писать повести, и те тексты, которые вошли в юбилейную книгу, в значительной степени новые и для меня самого. Мне интересно писать то, что я еще не писал. Говорят, что у человека один раз в пять-шесть лет обновляется кровь. Должна обновляться и кровь писательская. Надо пытаться делать что-то новое. И я проверяю на публике вещи, написанные в совершенно иных жанрах.

В 2003 году Вы получили премию «Журналистика как поступок». Как Вы можете охарактеризовать Ваших современных коллег по цеху и что для Вас значит журналистский поступок?

– В журналистике много людей, которые работают в довольно экстремальных условиях. Чем хуже, чем ближе к тоталитаризму жизнь в стране, тем опаснее профессия журналиста. Среди моих коллег в России есть люди, подвергавшиеся серьезной опасности, каждый день рискующие своей жизнью. Я считаю, что профессия журналиста более опасна, чем профессия летчика-испытателя. Во всяком случае, в России за последние десятилетия погибло больше журналистов, чем летчиков-испытателей. Я, конечно, не хотел бы, чтобы профессия журналиста требовала подвига, самоотверженности, но мы живем в такой стране, в такое время, когда по-другому не получается. И журналист у нас – довольно рискованная профессия. И я знал людей, которые отдали жизнь за свое право говорить правду и расследовать преступления. И премия «Журналистика как поступок» – премия за участие в защите достоинства человека посредством журналистики – для меня очень важна. Я понимаю, что для меня не может быть никакой чистой литературы до тех пор, пока требуется гражданская позиция. Человек должен понимать, что его способности, таланты, не только литературные, любые – живописные, музыкальные – не избавляют его от обязанностей гражданских. В этом смысле журналистика – это передовой рубеж.

Благодарим Вас за интервью и надеемся, что еще не раз увидимся с Вами в Германии.

 

Начало второй части выступления было отведено прямому общению зала с писателем посредством вопросов-ответов. Зрители подготовили гостю записки с волнующими их вопросами, которые касались как творчества Виктора Анатольевича, так и его взглядов на происходящее в России и мире. Предлагаем вашему вниманию несколько таких вопросов.

Виктор Анатольевич, как Вы оцениваете перспективы России?

– Я так люблю такие вопросы… Я хоть и похож на Глобу, но я не Глоба (зал смеется). Поэтому я не могу сказать, когда Венера войдет в дом Сатурна и что благоприятного она принесет для России… Если серьезно – ситуация в России кажется мне довольно драматичной. Но я делаю поправку на некоторую тревожность собственного мышления. Несколько десятилетий назад мы начали распадаться. Сначала отпали национальные окраины – Узбекистан с Прибалтикой, так будет и дальше. Если мы не научимся демократическим механизмам, разделению властей, федерализму, свободе слова, всем этим скучным вещам – значит, будем распадаться дальше, вымрем. Что сегодня объединяет Ингушетию с Ярославской областью и Бурятией, кроме страха перед федеральными войсками и финансирования? Ничего! Когда разваливался Советский Союз – никто еще ничего не успел понять, а он уже рухнул и пыль осела. Потому что нас ничего не держало вместе, кроме лапы КГБ, силовых рычагов. Когда эта лапа разжалась, все закончилось и все немедленно разбежались. Так же и сейчас разбегутся… Либо мы становимся Восточной Европой, либо Западным Китаем – третьего пути у нас нет. Россия пережила самоубийственный XX век – пять поколений целенаправленно уничтожалось, причем сначала и физически. И сегодняшний средний класс в России абсолютно маргинален, его унизили, выбросили, посадили. В моем окружении – десятки отсидевших или сидящих друзей… Счастливы те, кто успел убежать. Повторюсь: либо мы модернизируемся и из этого выкарабкаемся – а силы, ресурсы для этого есть, либо будет тихое умирание русской цивилизации.

Как Вы относитесь к левостороннему развитию Европы и Запада в целом? Видите ли Вы в этом проблему?

– Конечно, вижу. На мой взгляд, проблема в крайностях, в том, что маятник пошел вразнос по всему миру. То ли эта левизна – ответ на правое скотство, то ли правое скотство – ответ на левизну. Выбор президентом США Трампа дал очень ясный сигнал человечеству, что дело плохо. Трамп – это реакция среды на этот левый идиотизм, на эту левую демагогию, которая людям осточертела. Человечество должно попытаться найти золотую середину между левым идиотизмом и правым скотством. Середина есть, она называется здравый смысл, и надо ее искать. Очень сильны крайне правые и крайне левые, и чем левее будет перекос, тем правее будет ответ. Германия, собственно говоря, на этом погорела, между коммунистами и нацистами. Когда цивилизованная середина выбивается, когда у нее не остается выбора, кроме как: ты за Гитлера или за Сталина? И третий ответ не принимается… Наступает крах. И Россию в 17-м году поставили перед выбором. И Европу сегодня – тоже.

Поэтому ситуация действительно тревожная. Но надежда, что в западном обществе встроен механизм саморегуляции, механизм диалога, изменений – есть, в отличие от России. В России такой механизм разломан. Но и на Западе этот механизм сейчас разламывается. Я вижу в Америке приметы гражданской войны в обществе. Я слышу одни и те же тексты: демократы утверждают, что с республиканцами вообще нельзя разговаривать, они лжецы и негодяи. Республиканцы то же самое утверждают про демократов. Это опасная тенденция. Средства массовой информации превращаются в партийные СМИ – это тоже очень опасно. Надо отходить от крайностей и искать компромисс, потому что это может плохо закончиться. Чехов говорил, что проблема не в оптимизме, не в пессимизме, а в том, что в девяносто девяти случаях из ста нет ума. И это мы, увы, и наблюдаем сейчас…

Мне в плане баланса близка австралийская политика, прежде всего, их отношение к глобализации. Я был в Австралии, и меня эта страна очаровала. Она очень открытая, но с очень жесткими правилами. Она говорит всем: добро пожаловать, приезжайте, живите, но живите строго по нашим правилам. Будете пытаться диктовать нам свои условия – до свидания, это не к нам… Австралия – последний оплот здравого смысла.

Михаил Ващенко, Жанна Мязина
Фото: Михаил Ващенко