Мистические ландшафты Каспара Давида Фридриха

Лу­на, осве­ща­ю­щая та­инст­вен­ным све­том лес­ную даль, ка­ме­нис­тую до­ро­гу, кря­жис­тое де­ре­во с при­чуд­ли­вым пе­ре­пле­те­ни­ем вет­вей и за­мер­шие в со­зер­ца­нии«за­дум­чи­во­го све­ти­ла» фи­гу­ры пут­ни­ков на пер­вом пла­не — этот сю­жет не­мец­кий ху­дож­ник-ро­ман­тик Кас­пар Да­вид Фрид­рих с не­ко­то­ры­ми ва­ри­а­ци­я­ми изоб­ра­зил на не­сколь­ких сво­их по­лот­нах. Для эпо­хи ро­ман­тиз­ма ноч­ное не­бес­ное све­ти­ло яв­ля­ет­ся од­ной из зна­ко­вых де­та­лей как в жи­во­пи­си, так и в по­э­зии, и в му­зы­ке. Лун­ный свет де­ла­ет всё во­круг за­га­доч­ным, при­зрач­ным, зыб­ким и пе­чаль­ным, про­буж­да­ет вос­по­ми­на­ния и меч­ты. На кар­ти­нах Фрид­ри­ха лу­на се­реб­рит мор­скую даль, вста­ёт из-за си­лу­э­тов го­род­ских церк­вей, осве­ща­ет до­рож­ки пар­ка или вы­гля­ды­ва­ет из-за ка­мы­шей.

Све­ти­ло днев­ное в его ра­бо­тах за­пе­чат­ле­но обыч­но в мо­мент сво­е­го вос­хож­де­ния или за­хо­да, ког­да ру­и­ны зам­ка или мо­на­с­ты­ря, гор­ные вер­ши­ны, ко­раб­ли с вы­со­ки­ми мач­та­ми и рас­пу­щен­ны­ми па­ру­са­ми, — всё при­о­бре­та­ет осо­бые крас­ки и бли­ки.

По­доб­ные мо­ти­вы встре­ча­ют­ся на по­лот­нах мно­гих со­вре­мен­ни­ков К. Д. Фрид­ри­ха. Но есть не­что ма­ги­чес­кое, а от­час­ти мис­ти­чес­кое, что за­став­ля­ет зри­те­ля по­чувст­во­вать се­бя участ­ни­ком, оче­вид­цем про­ис­хо­дя­ще­го со­бы­тия и за­ме­реть вмес­те с изо­бра­жён­ны­ми на пер­вом пла­не со спи­ны людь­ми, ко­то­рых ис­кус­ст­во­вед М. В. Ал­па­тов на­звал «со­зер­ца­те­ля­ми». Кас­пар Да­вид Фрид­рих не прос­то пе­ре­но­сил на хол­ст от­кры­тое пе­ред ним прост­ранст­во, но со­зда­вал свой ланд­шафт, на­пол­нен­ный собст­вен­ны­ми пе­ре­жи­ва­ни­я­ми.

На тер­ра­се Брю­ля в Дрез­де­не уста­нов­лен не впол­не обыч­ный па­мят­ник ху­дож­ни­ку из ме­тал­ла: ок­но мас­тер­ской, моль­берт и плас­ти­на с вы­ска­зы­ва­ни­ем са­мо­го Фрид­ри­ха, ко­то­рое вы­ра­жа­ет его по­ни­ма­ние за­да­чи ху­дож­ни­ка:

«Ху­дож­ник дол­жен не толь­ко пи­сать,что ви­дит пе­ред со­бой, но так­же и то, что он ви­дит в се­бе. А не ви­дит он ни­че­го в се­бе, так пусть он да­же не бе­рёт­ся пи­сать, что ви­дит пе­ред со­бой.»

Кас­пар Да­вид Фрид­рих ро­дил­ся 5 сен­тяб­ря 1774 го­да в ган­зей­ском, уни­вер­си­тет­ском (с 1456 го­да) го­ро­де Грайф­с­вальд на по­бе­режье Бал­тий­ско­го мо­ря. На­зва­ние го­ро­да свя­за­но с ми­фи­чес­ким су­щест­вом гри­фо­ном (Greif), изо­бра­жён­ным на го­род­ском гер­бе. До 1815 го­да Грайф­с­вальд при­над­ле­жал швед­ской ко­ро­не.

В Грайф­с­валь­де со­хра­ни­лись за­ме­ча­тель­ные об­раз­цы кир­пич­ной го­ти­ки. До на­ших дней го­род до­шёл без боль­ших по­терь. Бла­го­да­ря бла­го­ра­зу­мию го­род­ских влас­тей и ко­мен­дан­та го­ро­да в ап­ре­ле 1945 го­да Грайф­с­вальд был сдан со­вет­ским вой­скам без боя. Со­бор св. Ни­ко­лая, по­стро­ен­ный в се­ре­ди­не XIII ве­ка, стал сим­во­лом го­ро­да. В этом со­бо­ре вен­ча­лись ро­ди­те­ли бу­ду­ще­го ху­дож­ни­ка и крес­ти­ли его са­мо­го. Отец — Адольф Гот­либ Фрид­рих — вла­дел не­боль­шой мы­ло­вар­ней, был при­леж­ным лю­те­ра­ни­ном. В семье ро­ди­лось де­сять де­тей. Кас­пар Да­вид был ше­с­тым ре­бён­ком.

Со­бы­тия, пе­ре­жи­тые в дет­ст­ве, ран­ние впе­чат­ле­ния по­вли­я­ли на Кас­па­ра Да­ви­да Фрид­ри­ха, его вос­при­я­тие ми­ра, опре­ди­ли­ли стрем­ле­ние к ас­ке­тиз­му и уеди­не­нию. Маль­чи­ку бы­ло шесть лет, ког­да умер­ла его мать.Че­рез год умер­ла сест­ра. Не­из­гла­ди­мый след в его ду­ше оста­ви­ла тра­ги­чес­кая ги­бель на его гла­зах млад­ше­го бра­та Иоган­на Крис­то­фа. 8 де­каб­ря 1786 го­да Кас­пар Да­вид ка­тал­ся на конь­ках по льду ка­на­ла и про­ва­лил­ся под лёд. Млад­ший брат смог спас­ти его, но сам уто­нул. По сви­де­тельст­ву од­но­го из дру­зей ху­дож­ни­ка, чувст­во ви­ны за ги­бель бра­та, не остав­ляв­шее его всю жизнь, од­наж­ды при­ве­ло по­пыт­ке са­мо­убийст­ва. Спус­тя три го­да пос­ле смер­ти бра­та умер­ла от ти­фа ещё од­на сест­ра. Тра­ги­чес­кие утра­ты со­про­вож­да­ли его дет­ст­во и от­ро­чест­во.

Но и свет­лые мо­мен­ты об­ще­ния с при­ро­дой, про­гул­ки по окрест­нос­тям Грайф­с­валь­да, обу­че­ние ри­со­ва­нию у уни­вер­си­тет­ско­го про­фес­со­ра, свя­за­ны с род­ным го­ро­дом, где бе­реж­но хра­нят па­мять о ху­дож­ни­ке. На мес­те до­ма Фрид­ри­хов, ря­дом с кир­пич­ны­ми по­строй­ка­ми быв­шей мы­ло­вар­ни, от­крыт Caspar-David-Fridrich-Zentrum c экс­по­зи­ци­ей, по­свя­щён­ной ху­дож­ни­ку. По го­ро­ду про­ло­жен осо­бый марш­рут: Caspar-David-Friedrich-Bildweg. Пят­над­цать оста­но­вок на марш­ру­те свя­за­ны с со­бы­ти­я­ми жиз­ни ху­дож­ни­ка или с мо­ти­ва­ми, изо­бра­жён­ны­ми на его кар­ти­нах.

Двад­ца­ти­лет­ним юно­шей К. Д. Фрид­рих по­ки­да­ет род­ной го­род для обу­че­ния в Ху­до­жест­вен­ной Ака­де­мии (Kunstakademie) Ко­пен­га­ге­на. Там он за­ни­ма­ет­ся у из­вест­ных ху­дож­ни­ков гра­фи­кой, де­ла­ет ил­люст­ра­ции к пье­се Ф. Шил­ле­ра «Раз­бой­ни­ки». Пос­ле че­ты­рёх лет обу­че­ния на­чи­на­ю­щий ху­дож­ник воз­вра­ща­ет­ся в Грайф­с­вальд, но че­рез год пе­ре­се­ля­ет­ся в ма­нив­ший его сво­и­ми ху­до­жест­вен­ны­ми со­кро­ви­ща­ми Дрез­ден, с ко­то­рым бу­дут свя­за­ны даль­ней­шие со­рок лет его жиз­ни и где в мае 1840 го­да он оста­вит брен­ный мир и бу­дет по­гре­бён на Тро­иц­ком клад­би­ще (Trinitatis-Friedhof). Во­ро­та это­го клад­би­ща мож­но ви­деть на од­ной из его кар­тин.

Жизнь ху­дож­ни­ка бы­ла на­пол­не­на яр­ки­ми со­бы­ти­я­ми, встре­ча­ми и друж­бой с за­ме­ча­тель­ны­ми со­вре­мен­ни­ка­ми. В сво­их мно­го­чис­лен­ных пу­те­шест­ви­ях он по­бы­вал на ост­ро­ве Рю­ген, в Гар­це, Бран­ден­бур­ге, Вей­ма­ре, Се­вер­ной Бо­ге­мии, со­вер­шал ча­с­тые пе­шие по­хо­ды по окрест­нос­тям Дрез­де­на, по жи­во­пис­ной Сак­сон­ской Швей­ца­рии. Всё это на­шло от­ра­же­ние в его твор­чест­ве.

Во вре­мя сво­ей пер­вой по­езд­ки на ост­ров Рю­ген Фрид­рих сде­лал мно­жест­во ланд­шаф­т­ных за­ри­со­вок, в ко­то­рых стал про­яв­лять­ся его собст­вен­ный стиль. Пер­вый его успех свя­зан с име­нем Гёте. В 1805 го­ду два его ри­сун­ка, вы­пол­нен­ные се­пи­ей, по­лу­чи­ли приз в кон­кур­се, уч­реж­дён­ном Гёте в Вей­ма­ре.

Дол­гие го­ды К. Д. Фрид­рих оста­вал­ся гра­фи­ком, ра­бо­тал ка­ран­да­шом, тушью, ак­ва­релью, уг­лём, вы­пол­нял свои за­мыс­лы в тех­ни­ке офор­та. Не из­вест­но точ­но, ког­да он об­ра­тил­ся к мас­ля­ной жи­во­пи­си. С 1807 го­да чис­ло на­пи­сан­ных мас­лом ланд­шаф­тов ста­ло воз­ра­стать. Этим го­дом да­ти­ро­ван пей­заж «Доль­мен в сне­гу» из дрез­ден­ско­го со­бра­ния.

В цент­ре кар­ти­ны доль­мен — язы­чес­кие по­гре­баль­ные ка­мен­ные глы­бы. Его окру­жа­ют ста­рые ду­бы, у двух мо­гу­чих ство­лов об­ло­ма­ны вер­ши­ны, тре­тий дуб со­гнул­ся от вет­ра. Скрю­чен­ные вет­ви пе­ре­да­ют тра­ги­чес­кое на­пря­же­ние. Вспо­ми­на­ют­ся стро­ки Ма­ри­ны Цве­та­е­вой: «Кто-то едет — к смерт­ной по­бе­де, у де­ревь­ев же­с­ты тра­ге­дий». Фрид­ри­ха на­зы­ва­ют «от­кры­ва­те­лем тра­ге­дии в ланд­шаф­те». Этим чувст­вом про­ник­ну­ты со­здан­ные в 1810 го­ду кар­ти­ны «Аб­бат­ст­во в ду­бо­вом ле­су» и «Мо­нах у мо­ря», где ху­дож­ник пе­ре­дал свои пе­ре­жи­ва­ния, свя­зан­ные со смертью ещё од­ной из сес­тёр и кон­чи­ной в 1809 го­ду его от­ца. Пред­став­лен­ные на Ака­де­ми­чес­кой вы­став­ке в Бер­ли­не эти две ра­бо­ты по­тряс­ли 15-лет­не­го прус­ско­го крон­прин­ца Фрид­ри­ха Виль­гель­ма, не­дав­но по­те­ряв­ше­го мать, ко­ро­ле­ву Лу­и­зу.

Прус­ский ко­роль по прось­бе сы­на при­о­бре­та­ет оба по­лот­на за 450 та­ле­ров. Впо­следст­вии кол­лек­цию кар­тин прус­ских ко­ро­лей по­пол­ни­ли и дру­гие кар­ти­ны ху­дож­ни­ка. Эта пер­вая по­куп­ка, а так­же вос­тор­жен­ный от­зыв из­вест­но­го дра­ма­тур­га и по­эта Ген­ри­ха фон Клей­ста, при­нес­ли Фрид­ри­ху за­слу­жен­ную сла­ву.

В 1816 го­ду Кас­пар Да­вид Фрид­рих ста­но­вит­ся чле­ном Дрез­ден­ской Ака­де­мии с го­до­вым до­хо­дом в 150 та­ле­ров и ре­ша­ет из­ме­нить свою хо­лос­тую жизнь. В ян­ва­ре 1818 го­да он же­нил­ся на Ка­ро­ли­не Бом­мер. Ху­дож­ни­ку за со­рок, его суп­ру­ге де­вят­над­цать лет. «Я счаст­лив, мой дом те­перь ми­лый и уют­ный, и я не мо­гу не на­ра­до­вать­ся это­му». Строй­ную юную фи­гу­ру Ка­ро­ли­ны мож­но уви­деть на не­сколь­ких ра­бо­тах Фрид­ри­ха. Кар­ти­на «На па­рус­ни­ке», по­жа­луй, са­мая свет­лая из ра­бот мас­те­ра, на­пи­са­на пос­ле сва­деб­но­го пу­те­шест­вия на се­вер Гер­ма­нии. Здесь счаст­ли­вые мо­ло­до­жё­ны устрем­ля­ют свои взо­ры в мор­скую даль.

Вско­ре это по­лот­но по­ки­ну­ло дом ху­дож­ни­ка. В де­каб­ре 1820 го­да его мас­тер­скую по­се­тил ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Пав­ло­вич. Бу­ду­щий им­пе­ра­тор Ни­ко­лай I был же­нат на род­ной сест­ре прус­ско­го крон­прин­ца, по­чи­та­те­ля та­лан­та ху­дож­ни­ка. В даль­ней­шем, че­рез по­сред­ни­чест­во го­су­дар­ст­вен­но­го со­вет­ни­ка по­эта Ва­си­лия Ан­дре­еви­ча Жу­ков­ско­го, рус­ский царь по­сто­ян­но при­о­бре­тал кар­ти­ны и ри­сун­ки Кас­па­ра Да­ви­да Фрид­ри­ха, что ста­ло весь­ма ощу­ти­мым фи­нан­со­вым под­спорь­ем для семьи. По сло­вам Жу­ков­ско­го, в 1820 го­ду ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Пав­ло­вич ска­зал ху­дож­ни­ку: «Фрид­рих, если бу­дешь в нуж­де, дай мне знать, я те­бе по­мо­гу».

В семье Фрид­ри­ха по­яви­лись две до­че­ри и сын, на­зван­ный в честь швед­ско­го ко­ро­ля Гус­тав Адольф. Сын и внук К. Д. Фрид­ри­ха то­же ста­ли ху­дож­ни­ка­ми. Да­лее род его по муж­ской ли­нии пре­рвал­ся.

В июле 1821 го­да в мас­тер­скую ху­дож­ни­ка в Дрез­де­не при­шёл Ва­си­лий Ан­дре­евич Жу­ков­ский. Меж­ду рус­ским по­этом-ро­ман­ти­ком и не­мец­ким ху­дож­ни­ком уста­но­ви­лись не толь­ко де­ло­вые, но и сер­деч­ные дру­жес­кие от­но­ше­ния. Жу­ков­ский был про­вод­ни­ком не­мец­кой куль­ту­ры в Рос­сии, по его собст­вен­но­му опре­де­ле­нию «ро­ди­те­лем на Ру­си не­мец­ко­го ро­ман­тиз­ма и по­э­ти­чес­ким дядь­кой чер­тей и ведьм не­мец­ких и ан­глий­ских». Он пе­ре­во­дил бал­ла­ды Шил­ле­ра, лич­но был зна­ком с Гёте. Его пре­крас­ный пе­ре­вод «Лес­но­го ца­ря» Гёте по­ра­зи­тель­но со­зву­чен кар­ти­нам Фрид­ри­ха. Уже пер­вые стро­ки: «Кто ска­чет, кто мчит­ся под хлад­ною мглой?» и даль­ней­шие де­та­ли пей­за­жа: бе­ле­ю­щий над во­дой ту­ман, дуб­ро­ва, освя­щён­ная ме­ся­цем, се­дые вёт­лы в ноч­ной глу­би­не — со­зда­ют то же ощу­ще­ние тай­ны, кол­довст­ва, что и на кар­ти­нах мас­те­ра. Пе­ре­вод сде­лан по­этом за­дол­го до зна­ком­ст­ва с твор­чест­вом Фрид­ри­ха. Это лишь ука­зы­ва­ет на внут­рен­нее родст­во обо­их ро­ман­ти­ков.

Впе­чат­ле­ния от лич­ной встре­чи с ху­дож­ни­ком Жу­ков­ский опи­сал в од­ном из пи­сем Алек­сан­дре Фе­до­ров­не, суп­ру­ге ве­ли­ко­го кня­зя Ни­ко­лая Пав­ло­ви­ча: «Фрид­ри­ха на­шел я точ­но та­ким, ка­ким во­об­ра­же­ние пред­став­ля­ло мне его, и мы с ним в са­мую пер­вую ми­ну­ту весь­ма ко­рот­ко по­зна­ко­ми­лись. В нем нет, да я и не ду­мал най­ти в нем, ни­че­го иде­аль­но­го. Кто зна­ет его ту­ман­ные кар­ти­ны, в ко­то­рых изо­бра­жа­ет­ся при­ро­да с од­ной мрач­ной ее сто­ро­ны, и кто по этим кар­ти­нам взду­ма­ет ис­кать в нем за­дум­чи­во­го ме­лан­хо­ли­ка, с блед­ным ли­цом, с гла­за­ми, на­пол­нен­ны­ми по­э­ти­чес­кою меч­та­тель­нос­тию, тот оши­бет­ся: ли­цо Фрид­ри­ха не по­ра­зит ни­ко­го, кто с ним встре­тит­ся в тол­пе; это су­хо­ща­вый, сред­не­го рос­та че­ло­век, бе­ло­ку­рый, с бе­лы­ми бро­вя­ми, на­вис­ши­ми на гла­за; от­ли­чи­тель­ная чер­та его фи­зио­г­но­мии есть прос­то­ду­шие: та­ков он и ха­рак­те­ром; прос­то­ду­шие чувст­ви­тель­но во всех его сло­вах; он го­во­рит без крас­но­ре­чия, но с жи­востью не­при­твор­но­го чувст­ва, особ­ли­во ког­да кос­нет­ся до лю­би­мо­го его пред­ме­та, до при­ро­ды, с ко­то­рою он как семь­я­нин; но об ней го­во­рит точ­но так, как ее изо­бра­жа­ет, без меч­та­тель­нос­ти, но с ори­ги­наль­ностью.

В его кар­ти­нах нет ни­че­го меч­та­тель­но­го; на­про­тив, они при­вле­ка­тель­ны сво­ею вер­ностью: каж­дая воз­буж­да­ет в ду­ше вос­по­ми­на­ние! Если на­хо­дишь в них бо­лее то­го, что ви­дят гла­за, то лишь от то­го, что жи­во­пи­сец смот­рел на при­ро­ду не как ар­тист, ко­то­рый ищет в ней толь­ко об­раз­ца для кис­ти, а как че­ло­век, ко­то­рый в при­ро­де ви­дит бес­прес­тан­но сим­вол че­ло­ве­чес­кой жиз­ни. Кра­со­ты при­ро­ды пле­ня­ют нас не тем, что они да­ют на­шим чувст­вам, но тем не­ви­ди­мым, что воз­буж­да­ют в ду­ше и что ей тем­но на­по­ми­на­ет о жиз­ни и о том, что да­лее жиз­ни».

Вы­де­лен­ный мной текст по­ка­зы­ва­ет, как глу­бо­ко бы­ло по­ни­ма­ние Жу­ков­ским твор­чест­ва ху­дож­ни­ка. Он зна­ко­мит с ра­бо­та­ми Фрид­ри­ха сво­их дру­зей в Рос­сии. Для се­бя лич­но он при­о­брёл де­вять по­ло­тен и око­ло пя­ти­де­ся­ти ри­сун­ков.

С сен­тяб­ря 1826-го по ко­нец ап­ре­ля 1827 го­да Жу­ков­ский жил в Дрез­де­не, об­ща­ясь со сво­и­ми близ­ки­ми друзь­я­ми брать­я­ми Алек­сан­дром и Сер­ге­ем Тур­ге­не­вы­ми, при­ехав­ши­ми в Гер­ма­нию го­дом рань­ше. Сер­гей Тур­ге­нев был тя­же­ло бо­лен. «Ве­ли­кое счастье, что я на­шел здесь Алек­сан­дра и Сер­гея. На­ше вмес­те сто­ит де­ся­ти док­то­ров», — пи­сал Жу­ков­ский в од­ном из пи­сем. Оба бра­та не раз при­хо­ди­ли в мас­тер­скую Фрид­ри­ха.

Алек­сан­др Ива­но­вич Тур­ге­нев опи­сал в сво­ём днев­ни­ке своё пер­вое по­се­ще­ние в 1825 го­ду: «Вче­ра бы­ли у Фрид­ри­ха в atelier. Его слу­ша­ли, а кар­ти­ны его смот­ре­ли с не­обык­но­вен­ным удо­вольст­ви­ем. … В пред­ме­тах при­ро­ды час­то из­би­ра­ет он са­мое прос­тое по­ло­же­ние…— но все тро­га­ет ду­шу, по­гру­жа­ет в меч­та­тель­ность, все го­во­рит, хо­тя и не­яс­но, но силь­но во­об­ра­же­нию. Так и сло­ва его: он сам го­во­рит, что объ­яс­нить ни мысль, ни кар­ти­ны, их изо­бра­жа­ю­щие, не мо­жет, а вся­кий пусть на­хо­дит свое, т. е. свою мысль в чу­жом изо­бра­же­нии…»

Осенью 1826 го­да Алек­сан­др Тур­ге­нев за­ка­зы­ва­ет ху­дож­ни­ку кар­ти­ну в па­мять о дру­жес­ком об­ще­нии Жу­ков­ско­го и брать­ев Тур­ге­не­вых в Дрез­де­не. Ра­бо­та бы­ла за­кон­че­на в 1827 го­ду пять ме­ся­цев спус­тя пос­ле смер­ти Сер­гея Тур­ге­не­ва.

Ис­кус­ст­во­вед М. Ю. Ко­ре­не­ва в сво­ей ра­бо­те, по­свя­щён­ной дру­жес­ким кон­так­там рус­ских ли­те­ра­то­ров с не­мец­ким ху­дож­ни­ком, так по­яс­ня­ет эту ра­бо­ту: «Фрид­рих изоб­ра­зил дру­зей сто­я­щи­ми спи­ной к зри­те­лю, при све­те лу­ны, воз­ле ре­шёт­ки Брю­ле­вой тер­ра­сы на бе­ре­гу Эль­бы в Дрез­де­не. В верх­ней час­ти ре­шёт­ки впи­са­но ки­рил­ли­цей имя: Ва­си­лий Жу­ков­ский, в ниж­ней — да­та: 30 июля, прос­тав­лен­ная, ве­ро­ят­но, пе­ред от­прав­кой кар­ти­ны Жу­ков­ско­му в 1827 го­ду вви­ду его пред­сто­я­ще­го отъ­ез­да в Рос­сию. На го­ло­вах у всех тро­их — боль­шие бе­ре­ты, А. И. и С. И. Тур­ге­не­вы — в пла­щах-на­кид­ках, Жу­ков­ский — в при­та­лен­ном сюр­ту­ке с фал­да­ми. Та­кая одеж­да на­зы­ва­лась «ста­рин­ным не­мец­ким кос­тю­мом» («Altdeutsche Tracht»), ко­то­рый сра­зу пос­ле Вен­ско­го кон­грес­са стал одеж­дой не­мец­ких «пат­ри­о­тов», вы­ра­жав­ших та­ким сим­во­ли­чес­ким об­ра­зом не толь­ко не­до­вольст­во ре­зуль­та­та­ми кон­грес­са, из­ряд­но пе­ре­кро­ив­ше­го не­мец­кие зем­ли, но и свои упо­ва­ния на со­зда­ние еди­ной Гер­ма­нии с ши­ро­ким на­род­ным пред­ста­ви­тельст­вом».

В 1835 го­ду Фрид­ри­ха раз­бил па­ра­лич. По­след­няя ра­бо­та мас­лом, на­пи­сан­ная пе­ред ин­суль­том, «Сту­пе­ни жиз­ни» хра­нит­ся в Лейп­циг­ском ху­до­жест­вен­ном му­зее. Воз­мож­но, фи­гу­ра ста­ри­ка в чёр­ном бар­хат­ном бе­ре­те и длин­ном пла­ще, сим­во­ли­зи­ру­ю­щая пат­ри­о­ти­чес­кую на­стро­ен­ность, это изо­бра­же­ние са­мо­го ху­дож­ни­ка. Хо­тя но­ше­ние та­ко­го ста­ро­го не­мец­ко­го кос­тю­ма бы­ло за­пре­ще­но пос­ле 1819 го­да, Фрид­рих остал­ся ве­рен это­му мо­ти­ву до кон­ца жиз­ни, вы­ра­жая та­ким об­ра­зом свои по­ли­ти­чес­кие взгля­ды. Это ста­ло при­чи­ной то­го, что в 1824 го­ду в Дрез­ден­ской ака­де­мии ху­до­жеств он не по­лу­чил пол­но­го про­фес­сор­ско­го ме­с­та, а чис­лил­ся лишь экстра­ор­ди­нар­ным про­фес­со­ром ланд­шаф­т­ной жи­во­пи­си с бо­лее низ­ким жа­ло­вань­ем. Пре­по­да­ва­тель­ский та­лант К. Д. Фрид­ри­ха по­зво­лил ему вос­пи­тать це­лую пле­я­ду уче­ни­ков.

Осенью 1835 го­да, бла­го­да­ря по­куп­ке кар­тин Фрид­ри­ха рус­ским ца­рём, ху­дож­ник про­вёл ме­сяц в са­на­то­рии Теп­ли­ца, что спо­собст­во­ва­ло час­тич­но­му вос­ста­нов­ле­нию его ра­бо­то­с­по­соб­нос­ти. Ра­бо­тать мас­лом ему бы­ло не под си­лу, но, как и в на­ча­ле сво­е­го твор­чес­ко­го пу­ти, он об­ра­тил­ся к гра­фи­ке. На­стиг­ший ху­дож­ни­ка че­рез два го­да пов­тор­ный ин­сульт ли­шил его этой воз­мож­нос­ти. По­след­ние го­ды жиз­ни Фрид­рих пре­бы­вал в заб­ве­нии и ис­пы­ты­вал нуж­ду, по сло­вам Жу­ков­ско­го «он пе­ре­жил свой та­лант». По­след­ний раз Жу­ков­ский по­бы­вал в Дрез­де­не за два ме­ся­ца до смер­ти Фрид­ри­ха, за­пи­сав в днев­ни­ке: «19 мар­та 1840 го­да. К Фрид­ри­ху. Груст­ная раз­ва­ли­на. Он пла­кал, как ди­тя. 20 мар­та. Се­ре­да. Пре­бы­ва­ние в Дрез­де­не. Вы­бор ри­сун­ков Фрид­ри­ха для ве­ли­ко­го кня­зя».

Ва­си­лий Ан­дре­евич Жу­ков­ский про­дол­жал ока­зы­вать фи­нан­со­вую по­мощь семье Фрид­ри­ха пос­ле смер­ти ху­дож­ни­ка, при­о­бре­тая для рус­ско­го дво­ра его ра­бо­ты.

Воз­рож­де­ние ин­те­ре­са к твор­чес­ко­му на­сле­дию К. Д. Фрид­ри­ха бы­ло свя­за­но с вы­став­кой 1906 го­да в Бер­ли­не. При­сталь­ное вни­ма­ние к его кар­ти­нам про­яв­ля­ли гер­ман­ские на­ци­с­ты, что опре­де­ли­ло дол­гий пе­ри­од за­мал­чи­ва­ния име­ни ху­дож­ни­ка пос­ле окон­ча­ния Вто­рой ми­ро­вой вой­ны. Лишь в 1974 го­ду, к двух­сот­ле­тию Фрид­ри­ха, его твор­чест­во вновь ока­за­лось востре­бо­ван­ным. Це­ны на его ра­бо­ты на рын­ке ис­кус­ст­ва не­имо­вер­но вы­рос­ли.

В ны­неш­нем юби­лей­ном го­ду бы­ли ор­га­ни­зо­ва­ны три боль­шие вы­став­ки: в Гам­бур­ге, Бер­ли­не и Дрез­де­не. Две пер­вые уже за­кры­лись, а в Дрез­де­не кар­ти­ны и ри­сун­ки Фрид­ри­ха бу­дут пред­став­ле­ны до ян­ва­ря 2025 го­да. Дрез­ден­ская вы­став­ка «Wo alles begann» («Где всё на­ча­лось») со­сто­ит из двух от­де­лов: «Der Maler» («Ху­дож­ник») в Га­ле­рее Но­вых мас­те­ров Аль­бер­ти­нум и «Der Zeichner» («Гра­фик») во Дво­ре­це-ре­зи­ден­ции. Са­мое боль­шое со­бра­ние ра­бот К. Д. Фрид­ри­ха за пре­де­ла­ми Гер­ма­нии на­хо­дит­ся в Рос­сии. В кон­це это­го го­да вы­став­ка, по­свя­щён­ная не­мец­ко­му ху­дож­ни­ку, прой­дёт в Эр­ми­та­же. На ней бу­дет уде­ле­но мес­то друж­бе Кас­па­ра Да­ви­да Фрид­ри­ха и Ва­си­лия Ан­дре­еви­ча Жу­ков­ско­го. В на­ча­ле 2025 го­да за­яв­ле­на рет­рос­пек­тив­ная вы­став­ка ра­бот ху­дож­ни­ка в му­зее Мет­ро­по­ли­тен в Нью-Йор­ке.

Еле­на Бе­ле­ни­но­ва