(Продолжение. Начало в № 139 журнала «Мост» за апрель-июнь 2020 г.)
Другой момент Нюрнбергского процесса, к которому имел отношение Николай Зоря, –советско-германский пакт о ненападении 1939 года и все, что с ним связано. Советская сторона рассчитывала, что западные коллеги предотвратят обсуждение этих вопросов в обмен на готовность не обсуждать Мюнхенское соглашение. Однако защитнику Гесса Зайделю удалось добиться принятия аффидевита германского МИДа, содержавшего описание хода переговоров в августе 1939 году и подробное изложение секретного протокола к пакту, в качестве доказательства защиты. Затем некто неизвестный передал Зайделю в кулуарах Дворца юстиции пакет с двумя страницами, озаглавленными «Секретный протокол к советско-германскому пакту о ненападении от 23 августа 1939 года». В своих воспоминаниях значительно позже он писал, что, скорее всего, ему подыграли с американской стороны. С этими листами Зайдель отправился к советскому Главному обвинителю Руденко с намерением заверить эту копию. Руденко от встречи уклонился, и с немецким адвокатом беседовал Николай Зоря, назвав разговор беспредметным, поскольку копия была незаверенной. С профессиональной точки зрения это был абсолютно правильный поступок. По косвенным признакам (неподтвержденным слухам среди заключенных; реакции бывших СМЕРШевцев, входивших в состав советской делегации в Нюрнберге, на изыскания Юрия Зоря; разговору генпрокурора Горшенина с вдовой Н. Зоря летом 1946 года о том, что Н. Зоря было поручено допросить Риббентропа) напрашивается вывод, что у него могло быть задание совместно с кем-то из СМЕРШа пообещать Риббентропу послабление приговора, если тот сохранит молчание о пакте. На это могла бы пролить свет оперативная переписка по Нюрнбергскому процессу. Но получить доступ к ней не удалось ни моему отцу в 1980-х годах (из архива ФСК ответили, что несколько томов этой переписки есть, а потом перезвонили и сказали, что интереса для исследования она не представляет), ни мне (по крайней мере, пока), – и архив ФСБ, и архив Президента ответили, что у них ее нет.
Утаить секретные протоколы не удалось: 22 мая 1946 года заместитель Риббентропа подтвердил факт подписания секретных протоколов, и в тот же день одна из американских газет опубликовала их текст. В России протоколы впервые были опубликованы Главархивом в 1995 году, сканы документов опубликованы 31 мая 2019 года на сайте фонда «Историческая память».
Последующие нюрнбергские процессы также были связаны с Николаем Зоря. В Институте современной истории в Мюнхене я нашла протокол заседания от 15 мая 1946 года, в котором вместе с представителями США, Великобритании и Франции участвовал Николай Зоря. Речь шла именно об этих процессах. В заметке американской армейской газеты Stars and Stripes от 25 мая 1946 года о Николае Зоря говорится: «Недавно ему была поручена подготовка к последующим процессуальным действиям с российской стороны в отношении главных военных преступников. Он часто упоминался как вероятный преемник Руденко на любых подобных судебных процессах».
Четвертый момент Нюрнбергского процесса, связанный с Николаем Зоря, – вопрос Катыни. Мой отец, Юрий Зоря, вспоминал, что когда он приехал на каникулы к отцу в Белосток в июне 1944 года, то оказался свидетелем разговора отца и своего дяди Григория Кудрина, командира партизанской бригады им. Чапаева в Белоруссии. Речь шла о том, что несколько поляков, воевавших в бригаде, перед соединением с Красной армией бесследно исчезли. По словам Кудрина, они боялись быть расстрелянными, как военнопленные поляки в Катыни. Николай Зоря подтвердил, что он слышал об этой истории и, в частности, знает о том, с каким трудом были найдены два капеллана для формируемой на территории СССР польской армии.
В 1986 году Юрий Зоря узнал от бывшего сотрудника секретариата советской делегации А. Львова, что Николай Зоря получил от того документы по Катыни и работал с ними дома. В них он нашел подтверждение истинных обстоятельств дела, о которых он уже имел представление на основании косвенной информации. Это сделало невозможным его дальнейшее участие в подготовке сфальсифицированных документов по Катыни для представления на процессе. Об этом он доложил генпрокурору Горшенину и попросил отправить его в Москву, чтобы там изложить свою точку зрения Вышинскому. 23 мая 1946 года Николая Зоря нашли мертвым.
В тот же день было начато «Следственное дело о самоубийстве» и 28 мая завершено. Тело 24 мая было вывезено в Лейпциг. Семье сообщили, что Николай Зоря застрелился, что он будет похоронен в Москве и что этим занимается секретариат Сталина. Затем сообщили, что похороны состоятся в Германии и туда поедут родственники. Через два дня семью известили об уже состоявшихся похоронах. Объяснили такие действия нежеланием нашей стороны лишней огласки, поскольку смерть Зоря якобы и так наделала много шума. Место захоронения точно названо не было – где-то под Лейпцигом. На следующий год Юрию Зоря для поступления в военно-морское училище управлением кадров Прокуратуры СССР была выдана справка о том, что Н. Д. Зоря умер в результате несчастного случая. В 1952 году бюро ЗАГСа Краснопресненского района Москвы оформило свидетельство о смерти, где была указана та же причина – несчастный случай.
В ходатайстве 1947 года о предоставлении Николаю Зоря статуса персонального пенсионера Генеральный прокурор Горшенин называет причиной смерти нервно-психическое расстройство. В другом ходатайстве за 1978 год о предоставлении статуса персонального пенсионера вдове Николая Зоря другой генпрокурор, Руденко, называет причиной смерти несчастный случай.
О месте захоронения семья узнала только в 80-х годах – на Восточном кладбище в Лейпциге все эти годы покоился мой дед, Николай Дмитриевич Зоря, генерал-майор юстиции. На плите до 2016 года с ошибкой было написано его отчество, неверно указана дата смерти, в списках захороненных он числился как рядовой. В 2016 года надпись по моей инициативе была исправлена. Сейчас на ней написано: «НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ ЗОРЯ 1907 – 23.5.1946, ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЮСТИЦИИ». Мой отец выяснил, что дело, возбужденное Прокуратурой СССР в 1946 году о расследовании обстоятельств смерти Николая Зоря, хранится в архиве Главной военной прокуратуры с грифом «совершенно секретно», и в 1989 году инициировал дополнительное расследование. В ходе расследования ГВП выяснилось, что в 1946 году два свидетеля дали ложные показания, найденная в комнате Николая Зоря гильза от не принадлежавшего ему пистолета не принята во внимание, а два пакета с грифом особой важности, отправленные заместителю Генерального прокурора, исчезли по дороге в Москву. Уже в ходе дополнительного расследования в 1989 году при пересылке из Главной военной прокуратуры в Центральную судебно-медицинскую лабораторию пропали оригиналы предсмертных записок, написанных якобы рукой Н. Зоря, и письма к сыну в качестве образцов его почерка.
Фотографии тела Николая Зоря 1946 года с места происшествия, переданные в 80-х годах моему отцу военными прокурорами, заставляют даже неискушенного человека усомниться в версии неосторожной чистки оружия или самоубийства – это спокойно лежащий в постели, раздевшийся до исподнего человек, накрытый одеялом, правая рука которого лежит на груди.
В марте 2019 году я обратилась в Главную военную прокуратуру с требованием возобновить рассмотрение дела о смерти моего деда и в мае получила ответ:
«Следствие пришло к выводу о том, что Ваш дед покончил жизнь самоубийством путем выстрела себе в голову из вверенного оружия – пистолета «Вальтер» калибра 7,65 мм ввиду переживаний личного характера.
…С учетом установленных фактических обстоятельств, подтверждающихся совокупностью собранных по делу доказательств (протоколы осмотров места происшествия и трупа, допросов свидетелей, заключения экспертов и специалистов), оснований для отмены процессуального решения о прекращении уголовного дела не имеется».
В настоящее время я жду от Генеральной прокуратуры ответа на мое требование рассекретить следственное дело о самоубийстве Николая Зоря с тем, чтобы обжаловать последнее решение Главной военной прокуратуры и добиться пересмотра официальной версии гибели моего деда.
Ольга Зоря
Фото из личного архива и открытых источников
Интервью Ольги Зоря «Эху Москвы» от 23.04.2020: www.echo.msk.ru/sounds/2625602.html